ГОРОДСКОЕ КАЗАЧЬЕ ОБЩЕСТВО "АСТРАХАНСКОЕ"

Память сердца

Однажды теща моя - Воронцова Анна Павловна, жительница Капустина Яра, спросила меня: «Вася, а ты случайно не из казаков будешь?» Я удивился: «А в чем это проявляется?» Она мне стала разъяснять: «У тебя и манеры, и выправка, ловко пляшешь, поешь, играешь на баяне – чистый казак, не то что простые мужики!»

Тетка моя, Клавдия Ивановна Тропина, подтвердила эту «версию» о казаках. Она рассказала, что когда они были молодые, то устраивали балы, вечера с танцами, и, когда узнавали, что к ним приедут казаки из села Щучьего Енотаевского района в Петропавловку, у них начинался переполох: «Едут казаки, будем танцевать бальный танец «Ленце». Я спросил: «А почему вы со своими парнями не танцевали этот танец?» Она ответила, что этот танец могли танцевать только казаки. Они были ловкими, поворотливыми и знали весь танец, который состоял из двенадцати (колен) фигур. Я, как профессиональный балетмейстер-педагог, проработавший более 40 лет, диву даюсь, как люди, занимающиеся другим основным делом, а именно службой государству, могли запоминать такую хореографическую композицию, которая по длительности своей была не менее 15 минут. Но казаки могли все. Они творили чудеса. И если у рабочего на заводе станок развивает быстроту и реакцию, то у казака есть конь: грозный, неудержимый, неустрашимый. Он не допустит, чтобы им управлял слабак, – сбросит, выкинет из седла мгновенно. Сам на себе испытал, будучи колхозным табунщиком. Конем должен управлять ловкий, сильный, волевой и бесстрашный человек, каким испокон веков были и остаются казаки. Казаки, по долгу своей службы, часто бывали за границами России и оттуда везли и внедряли в Россию опыт, знания и культуру. Бальный танец «Ленце», «Ланца», а точнее «Лансье», был привезен из Франции, где он родился. И я горд, что наши деды, отцы, казаки из поселка Щучий владели культурой исторического наследия в хореографическом искусстве.

А еще хочу рассказать, как я узнал, что мы все - Тропины - принадлежим к роду казачьему. В 1952 году я поступал в ремесленное училище №7 на Казачьем бугре судоверфи имени Кирова. На остановке, ожидая трамвай, мы с приятелями бросали булыжники на рельсы: сыпались искры, мы радовались, веселились. А невдалеке, прислонившись к забору, стоял старичок. Невысокого роста, худощавый, в простенькой одежонке, он сделал нам замечание, дескать, можем поранить друг друга. Мы послушались, и это ему, видимо, понравилось. Он стал расспрашивать, чьи мы, откуда, как наши фамилии. «Откуда вам знать, город большой, народу много и вас мы видим в первый раз», - засомневались мы. А он в ответ: «Если вы местные, астраханские, то я всех знаю». Ну и начали мы один за другим говорить свои фамилии, и как дошла очередь до моей фамилии, дедок сразу оживился и с жаром стал рассказывать о том, что у них был запевала казачьего полка Тропин Василий Григорьевич: «Эх, песенник был знаменитый, которого знало все казачество от Астрахани до Саратова!»

Я приехал домой и рассказал своему отцу Тропину Даниилу Васильевичу об этом, он подтвердил: «Да, это был отец, ваш дедушка Тропин Василий Григорьевич – урядник, запевала казачьего полка, где однажды за великолепное, потрясающее пение со своим старшим сыном Тропиным Александром Васильевичем они были премированы лошадью с седлом и жеребенком».

Бабушка Тропина (Багаева) Елена Дмитриевна была типичной, просто до мозга костей, казачкой. По историческим справкам, у казаков всегда управляла всем хозяйством наиболее волевая, с твердым и просто железным характером женщина. Вот такой и была наша бабушка. В этой казачьей семье было пятеро сыновей: Александр, Гавриил, Даниил, Василий и Николай. Во времена красного лихолетья они не были раскулачены лишь потому, что не имели «насильной» рабочей силы со стороны, а все свое хозяйство поднимали сами. Бабушка и дедушка с раннего детства приучали своих детей к труду, это казачья традиция. Есть исторические факты, которые говорят о том, что казаки буквально пятилетних, семилетних своих сыновей брали в дальние походы, и эти малыши-казачата не были для них обузой, а были надежными помощниками в походах. Бабушка прекрасно играла на саратовской гармошке, и дети, помимо пения, унаследованного от деда, почти все заиграли на гармонях.

Дети выросли, поженились, все взяли себе в жены достойных женщин, - наших матерей. Все были прекрасными хозяйками: простыми, гостеприимными, хлебосольными, интеллигентными. Благодаря большому труду наших отцов-казаков жили они все справно и в достатке. Жили они дружно, единой семьей, ходили друг к другу в гости. И не было никогда никакой зависти и корысти друг к другу. У них у самых первых на селе, кроме гармоней, появились патефоны, радио, велосипеды, ружья для охоты – это был большой прорыв в культуре села предвоенных лет.

Все было хорошо, и вдруг: «Двадцать второе июня – война!» Четверых братьев призвали на фронт, каждого война встретила по-разному.

Старший, Александр Васильевич, испытал все ужасы фашистского плена. Волос дыбом поднимался от его рассказов. Один из рассказов: после тяжелых изнурительных работ их загоняли в барак дубинками. Люди, опасаясь удара дубинок, буквально ломились в дверь, и тех, кто не выдерживал и падал, - давили, затаптывали, и в конце всего этого образовалась громадная куча полуживых и мертвых людей. Пришел домой (когда-то крепыш, здоровяк, гроза всех противников по борьбе на всяческих соревнованиях), поникший, больной, опустошенный, часто плакал и повторял одни и те же слова: «Я казак! Я казак! Я казак!»...

Второй сын - Гавриил Васильевич, провоевал от начала и до конца войны, не получив ни одного ранения. Его любили и уважали. Он говорил кратко: «Я воевал хорошо», но воевал он не просто хорошо, а героически. Из всех боев и самых сложных военных операций он с завидным постоянством выходил победителем. Однажды их рота в сто сорок человек была окружена, и после трехсуточных, ожесточенных и изнурительных боев их осталось только двадцать семь человек. И он, так же, как все, уставший и засыпающий на ходу, превозмогая усталость и сон, решился на дерзкий поступок – вывести всех бойцов из окружения. Он умудрился каким-то невероятным образом расшевелить всех, вселить уверенность и чудом вывести из вражьего кольца, спасти двадцать семь солдатских душ. Так воевали казаки. Гавриил Васильевич награжден самыми высокими наградами: орденом Славы второй степени, орденом Красного Знамени, орденом Отечественной войны и многими медалями.

Третий сын, Тропин Даниил Васильевич, гармонист, известный на весь Енотаевский район. Участник двух исторических битв – за город Кременчуг, где он был ранен, и за реку Днепр, где он в числе самых первых был переброшен на другой берег, занятый фашистами, где из всех укрытий, окопов, щелей и заграждений изрыгался свинцово-огненный ураган. И после того, как было уже отвоевано несколько сотен метров берега, его очень тяжело ранило в ногу. Раненного, истекающего кровью, его положили в лодку с такими же полуживыми ребятами. Превозмогая дикую боль, он сел на весла и перевез всех девятерых раненых на противоположный берег. Выполз из лодки и потерял сознание. Очнувшись, не увидел ни лодки, никого вокруг - только грохот орудий, взрывы бомб и снарядов в воде и на суше и жестокая схватка самолетов в воздухе. Увидев заброшенный дом, дополз до него и схоронился. Только на третьи сутки приехали санитары подбирать раненых. Затем - тяжелейшая операция в сибирском госпитале, год лечения, и снова на фронт. Незалеченная рана открылась. Опять госпиталь – теперь уже в Москве, после чего был признан негодным к строевой службе и охранял склады с боеприпасами. И уже после Победы Даниил Васильевич вернулся домой к разоренному дому, к осиротевшим детям, мать которых умерла летом 1943-го. Рана постоянно давала о себе знать. Ровно полвека он проносил вместе с этой раной и фашистский осколок от снаряда, не обращаясь сам и запрещая нам обращаться к врачам за помощью или за какими-нибудь ветеранскими льготами.

Четвертый сын - Тропин Николай Васильевич. Красивый, ловкий, смелый. Прекрасно играл на гармони, пел, плясал, охотник, рыбак, силач, которому не было равных! В кавалерийской части, куда он был призван, по словам очевидцев, в часы отдыха он собирал вокруг себя толпы казаков, где была гармонь, песня, лихая пляска, ошеломляющее веселье. Его любили и рядовые казаки, и командиры. В боях он никогда не отсиживался в хвосте, его всегда видели только впереди: бесстрашного, неудержимого. Но вдруг извещение - «пропал без вести». Его жена, Тропина Прасковья Модестовна, не рыдала навзрыд, не билась в истерике, а будто бы спокойно и протяжно, завывая, пела песню, до припадка сожалеющую об улетающих журавлях в небо...

В заключение хочу добавить, что история моего рода на этом не заканчивается. Мои предки дали жизнь следующим поколениям Тропиных, которые помнят о своих казачьих корнях и гордятся ими.

Источник: «Астраханское казачество» выпуск № 5 приложение к общественно-политической газете «Волга» от 29 сентября 2011 г. № 41 №141 (26012)